Павел Дейнека |
Размышления над книгой Рёскина «Лекции об искусстве». Б.С.Г.- Пресс. Москва 2006.
«Нет ни нравственных, ни безнравственных стихов: стихи бывают хорошо написанные и плохо написанные»
Оскар Уайльд.
Джон Рёскин словно привидение, многие о нем говорят, но мало кто его по настоящему читал. В русскоязычный мир свет его проникает лишь в отражениях. Очень много из наследия этого даровитого писателя викторианской Англии до сих пор издается только на языке королевы. Но знать о нем полезно и русскому человеку. Особенно сейчас. Почему?
Есть люди, которые стоят как бы чуть выше, на шаг впереди своей эпохи. Они собирают, словно линза лучи всех достижений современников и предшественников. Видят дальше. Таким был и Джон Рёскин. Великие державы уже оформились, почти весь мир был уже открыт и поделен между ними. Но далеко не каждый решался столь открыто заявлять о своих глобальных аппетитах как англичане времен Виктории. Естественно в культуре эти настроения как-то кодировались. Об этом рассуждала интеллигенция, к этому готовили молодых аристократов. Идея великой Англии витала в воздухе. И это притом, что англичане продолжали с юморком относиться к своей армии. Над военными потешались, а служба считалась прибежищем неудачников. Впрочем, мы это где-то видели.
Джон Рёскин родился 8 февраля 1819 года в семье богатого шотландского торговца хересом Д.Дж. Рёскина. В семье царила атмосфера религиозного благочестия. Активный индивидуалистический протестантизм и открытая набожность были приметой тогдашней жизни. Каждый англичанин мог сказать: «с нами Бог».
Джон Рескин сразу, будучи еще мальчиком, заявил о себе как о личности выдающейся. Принадлежа к числу состоятельных наследников разбогатевшей на торговле империи, он всю свою жизнь посвятил наименее уважаемой профессии среди строгих пуритан – художественной критике. Ведь совсем недавно в этой столь индустриально развитой стране, музыка и пение были порицаемы как развращающие занятия.
В эту пору англичане, избавленные от тяжелого физического труда, открыли для себя красоту родной природы. И стали, к тому же, завсегдатаями континентальных курортов. Это стало модным – поездка на Континент любимый досуг среднего класса. Вот тогда-то, еще в детстве с родителями Рёскин начал утверждаться в англоманстве, как ни парадоксально, после посещения: Франции, Бельгии, Германии, Швейцарии.
Возможно, именно присущая ему набожность и патриотизм превознесли его на вершины популярности среди двуликих викторианцев, каковыми были его читатели. Ведь сегодняшний (в 1870) горожанин Лондона, Бирмингема и т.д. это вчерашний помещик, крестьянин, фермер, или вообще батрак. В нищих кварталах промышленных городов процветала проституция, пьянство, и свирепствовала холера.
Оторванные от природы и традиционного деревенского уклада жизни люди принимали звериное обличье. Но что люмпены — даже простые служащие и банкиры, не имевшие своих поместий за городом, искали забвения в пьянстве и азартных играх. Те немногие, кто мог себе это позволить, искали утешения в пейзажной живописи и собирании бесчисленных гравюр с видами исчезающей старой Англии. Джон Рескин предлагает шире знакомить детей из небогатых семей с основами ремесла и традиционного рукоделия, надеясь оздоровить их досуг. Отвадить подростков в бедных кварталах от кабака и бездельничанья в подворотнях.
Просветительство на ниве изящных искусств было насущно необходимо, поскольку: «Слишком высокая оценка экономического фактора в обществе и духовном состоянии личности была в известном смысле естественным результатом рационализма и утилитаризма, которые убили тайну как таковую и провозгласили человека свободным от вины и греха. При этом забыли освободить его от глупости и ограниченности, и он оказался призванным и способным осчастливить мир по меркам присущей ему банальности». (J.Huizinga, Homo Ludens, Artiklen over de culturgeschiedenis, Йохан Хёйзинга; человек играющий, статьи по истории культуры, (о серьёзности XIX века), составитель и переводчик Д.В.Сильвестров. Москва, АЙРИС ПРЕСС 2003, стр.174-191). Полуграмотные люди, наполнили улицы больших и маленьких городов. Историки отмечают, что в массе своей в XIX веке читать англичане уже научились, а вот выбирать достойные книги, еще нет. С ростом достатка населения и распространением грамотности множились желтые газетенки и женские романы, все это самого низкого пошиба.
По уровню урбанизации сегодняшняя Россия как раз догонят тогдашнюю Англию….
Джону Рёскину нравился крестьянский образ жизни. Хотя, сам не прожил в организованной им деревенской коммуне и одного года (В 1871 году неподалеку от Брэнтвуда была попытка создать идеальную деревню всеобщего братсятва). Он превозносил суровую английскую природу, бесконечно мотаясь по Италии, Франции. Оттуда он писал так называемые «письма к рабочим Англии» регулярно публиковавшиеся на родине. Говорил о пользе социальных реформ и вечерних школ для взрослых. Но был замечен все больше за книгами и рукописями, в музее и с тросточкой в горах. Не у заводского станка.
Правление Виктории составило шестьдесят лет, и было, пожалуй, лучшей эпохой для англичан.(1837-1901гг.) Это была эпоха бородатых интеллигентов и холодных ванн; экономического подъема и массового опустения английской деревни. Со смертью королевы канула в лету сама империя, рухнула мощь страны. Если можно найти что-либо формально общее для всего золотого века Англии, то его следует приписать двум главным обстоятельствам. Первое из них заключалось в том, что страна долго не вела значительных войн, поэтому не было и проблем с продовольствием. Жизнь казалась предсказуемой на сто лет вперед. И второе – все это время внутри страны существовал сильный интерес к религии.
Что можно прочесть в маленькой книжечке? Какие такие мысли пережили автора и нужны нам сегодня?
Или если они вообще бесполезны, эти «Лекции об искусстве», то зачем было сейчас через сто шесть лет (с момента перевода в 1900 году на-русский этих лекций) их переиздавать?
Вероятно, стоило переиздать. Вот что бросается в глаза, когда читаешь первый раз эту книгу, видишь религиозность и явный шовинизм автора. Не прекрасный изысканный английский язык, двойной перевод скрыл от русского читателя всю его прелесть. Не внезапные и неожиданные сравнения и оригинальные классификации эпох и стилей. Даже морализм и тот не так задевает. Все это потом.
Самое интересное вот что: «Современные пароходы и поезда весь мир превратили в единое государство. Одно государство! (…)Но кто должен стать его монархом? Или вы думаете, не должно в нем быть монарха? Нам действительно открыт путь благодетельный и славный… — царствовать или умереть…Вы, молодое поколение Англии, снова сделаете свою родину царственным троном монархов, державным островом, источником света для всего земного шара!». Каково?
Кажется, эти речи слышны где-то в тридцатых годах XX го века, не в Оксфорде, а в Мюнхене, не с кафедры искусствоведения, а в Пивном подвальчике.
Чем-то родным, сермяжным пахнуло от этих строк. Стоило, немного поднапрячь память, и на ум пришел истовый борец за «русскую идею» — Илья Глазунов. Его биографию можно не напоминать. Русский молодèц – ста басурманам конец.
«Зло — согласно Глазунову — пришло в мир под маской демократии». (Илья Глазунов «Наша культура это традиция» Москва, «Современник» 1990 год, стр.176-198). И там и тут неприятие прогресса, великодержавная риторика. Красота и мораль для того и другого, одно и то же. То есть, чтобы рисовать, петь, танцевать красиво – надо, прежде всего, быть хорошим человеком.
Мораль и искусство, искусство и мораль, отягченная разбухшим национальным самосознанием, – какое они имеют друг к другу отношение? Бывает ли одно без другого?
В одной из статей своих воспоминаний Илья Глазунов описывает свои «поиски». Молодой человек студент академии художеств будущий великий русский живописец беседует в библиотеке с вымышленными, обобщенными персонажами, доказывая им свою правоту. Глазунов отделяет себя как от пропагандистов соцреальности, так и от «мансардных» оппозиционеров, чтящих Кандинского и Пикассо. Он якобы нашел свой путь, прямиком от троицы Рублева до сего дня.
Спорят в читальном зале библиотеки академии художеств; правда, в наше время, говорить позволяется только шёпотом… Вот как юный патриот спрашивает одного из сокурсников: «- Значит, ты совершенно исключаешь страстное служение художника какой-то духовной идее? Разве искусство не средство выражения идеи?».
Какие идеи?! Переспрашивает его студент-эстет. Они спорят, перечисляя известные им полотна русских художников, была ли там идея? А духовная была? А великая?
« — Ну вот ты все «русские, русские» — упрекает Глазунова стройный блондин оппонент, — как будто в этом все дело, Вермеер, Ван Дейк, Моне, Дега, Хокусай, Утомаро – служили только красоте». Но Глазунов был бы не Глазунов, если бы не сказал следующего: «Дух всегда национален, как национально понятие о красоте».
Кстати, еще он добавил: «С моей точки зрения, джаз – это глубоко национальная ритуальная музыка первобытных негритянских племен». Вот так, «а чего вы хочете»?
Из рассказов современников, мы знаем, что Рёскин в свое время пренебрегал железной дорогой. Предпочитал не фотографироваться, и называл эпоху Возрождения «грязным потоком» не в пример чистому и набожному средневековью.
Я русский. Читая и слушая Илью Глазунова и других истовых патриотов, я испытываю смешанные чувства. Во-первых, мне стыдно. Как если бы я слушал похабный рассказ. Во-вторых, и это чувство довольно сильное, испытываю это удовольствие от красоты льющейся речи, от велеречивых поглаживаний моего самолюбия. Еще бы мне говорят, что я хороший, просто так хороший, только потому, что русский. И сразу очень хочется верить, и хочется дышать полной грудью, радоваться – вместе с такими же белокурыми северянами. Мне нравится, когда мне доказывают, что никаких варягов на Руси не было. Я люблю, когда мне рассказывают о победах русского оружия, об арийском происхождении нашего языка и нашей богоизбранности. Словом, мне нравится, когда меня сладко обманывают. Наверное, знать что ты «великий» англичанин тоже было приятно… Но эти сказки похожи на вино, и увлечение ими сродни алкоголизму. Главное не увлекаться, или, если уже втянулся — вовремя очнуться.
Присутствие скандинавских завоевателей на Руси доказано сотнями археологических фактов. Даты переселения арийцев никак не склеиваются с русской историей. Кстати, как не доказуема и связь религиозного благочестия с творческой гениальностью. Забыться в сладких грезах не удается.
Может просто не слушать скептиков? Нет, лучше слушать, чем рассуждать о Духе, Великой миссии, о Народе и его богоносной Судьбе. Самообман есть удел слабых. Воображение это здорово. Воображать себя Вальтроном королем вселенной, без вреда для здоровья может каждый, но лучше делать это дома у себя под одеялом, а не в лектории, не на улице и ближайшем рынке. Песок – не лучшая замена овсу.
Посему, читать или не читать классиков английского искусствоведения каждый решит сам. Но «Лекции об искусству» это одна из тех книг которые писаны были вовремя, и вовремя же переиздаются. Сейчас самое время вспомнить про Шовинистов былых времен. Если из учебника истории на нас глядят порой смешные, порой страшные факты, даты, имена, то здесь перед нами внутренний портрет интеллектуала-патриота. Известно, когда народы ссорятся, бывают несчастья. Но, как и где начинает рождаться мысль: я – хороший, а мой сосед плохой, вот, что интересно проследить. За чертой 1900 года, как за горным хребтом лежит век кринолинов и конных повозок, чистого воздуха и романтиков всех мастей. По эту сторону: холокост, атомная бомба и озоновые дыры века XX го. Можно, приблизившись к предмету разговора сказать, не трогайте искусство. Ведь моралист может приказывать что рисовать, а что нет, священник имеет право запретить писателя, то почему его не может запретить чиновник?
2006
Orbis Germanicus 