Джон Рёскин и Илья Глазунов

Павел Дейнека |

Размышления над книгой Рёскина «Лекции об искусстве». Б.С.Г.- Пресс. Москва 2006.

«Нет ни нравственных, ни безнравственных стихов: стихи бывают хорошо написанные и плохо написанные»
Оскар Уайльд.

Джон Рёскин словно привидение, многие о нем говорят, но мало кто его по настоящему читал. В русскоязычный мир свет его проникает лишь в отражениях. Очень много из наследия этого даровитого писателя викторианской Англии до сих пор издается только на языке королевы. Но знать о нем полезно и русскому человеку. Особенно сейчас. Почему?

Есть люди, которые стоят как бы чуть выше, на шаг впереди своей эпохи. Они собирают, словно линза лучи всех достижений современников и предшественников. Видят дальше. Таким был и Джон Рёскин. Великие державы уже оформились, почти весь мир был уже открыт и поделен между ними. Но далеко не каждый решался столь открыто заявлять о своих глобальных аппетитах как англичане времен Виктории. Естественно в культуре эти настроения как-то кодировались. Об этом рассуждала интеллигенция, к этому готовили молодых аристократов. Идея великой Англии витала в воздухе. И это притом, что англичане продолжали с юморком относиться к своей армии. Над военными потешались, а служба считалась прибежищем неудачников. Впрочем, мы это где-то видели.

Джон Рёскин родился 8 февраля 1819 года в семье богатого шотландского торговца хересом Д.Дж. Рёскина. В семье царила атмосфера религиозного благочестия. Активный индивидуалистический протестантизм и открытая набожность были приметой тогдашней жизни. Каждый англичанин мог сказать: «с нами Бог».
Джон Рескин сразу, будучи еще мальчиком, заявил о себе как о личности выдающейся. Принадлежа к числу состоятельных наследников разбогатевшей на торговле империи, он всю свою жизнь посвятил наименее уважаемой профессии среди строгих пуритан – художественной критике. Ведь совсем недавно в этой столь индустриально развитой стране, музыка и пение были порицаемы как развращающие занятия.

В эту пору англичане, избавленные от тяжелого физического труда, открыли для себя красоту родной природы. И стали, к тому же, завсегдатаями континентальных курортов. Это стало модным – поездка на Континент любимый досуг среднего класса. Вот тогда-то, еще в детстве с родителями Рёскин начал утверждаться в англоманстве, как ни парадоксально, после посещения: Франции, Бельгии, Германии, Швейцарии.

Возможно, именно присущая ему набожность и патриотизм превознесли его на вершины популярности среди двуликих викторианцев, каковыми были его читатели. Ведь сегодняшний (в 1870) горожанин Лондона, Бирмингема и т.д. это вчерашний помещик, крестьянин, фермер, или вообще батрак. В нищих кварталах промышленных городов процветала проституция, пьянство, и свирепствовала холера.

Оторванные от природы и традиционного деревенского уклада жизни люди принимали звериное обличье. Но что люмпены — даже простые служащие и банкиры, не имевшие своих поместий за городом, искали забвения в пьянстве и азартных играх. Те немногие, кто мог себе это позволить, искали утешения в пейзажной живописи и собирании бесчисленных гравюр с видами исчезающей старой Англии. Джон Рескин предлагает шире знакомить детей из небогатых семей с основами ремесла и традиционного рукоделия, надеясь оздоровить их досуг. Отвадить подростков в бедных кварталах от кабака и бездельничанья в подворотнях.
Просветительство на ниве изящных искусств было насущно необходимо, поскольку: «Слишком высокая оценка экономического фактора в обществе и духовном состоянии личности была в известном смысле естественным результатом рационализма и утилитаризма, которые убили тайну как таковую и провозгласили человека свободным от вины и греха. При этом забыли освободить его от глупости и ограниченности, и он оказался призванным и способным осчастливить мир по меркам присущей ему банальности». (J.Huizinga, Homo Ludens, Artiklen over de culturgeschiedenis, Йохан Хёйзинга; человек играющий, статьи по истории культуры, (о серьёзности XIX века), составитель и переводчик Д.В.Сильвестров. Москва, АЙРИС ПРЕСС 2003, стр.174-191). Полуграмотные люди, наполнили улицы больших и маленьких городов. Историки отмечают, что в массе своей в XIX веке читать англичане уже научились, а вот выбирать достойные книги, еще нет. С ростом достатка населения и распространением грамотности множились желтые газетенки и женские романы, все это самого низкого пошиба.
По уровню урбанизации сегодняшняя Россия как раз догонят тогдашнюю Англию….

Джону Рёскину нравился крестьянский образ жизни. Хотя, сам не прожил в организованной им деревенской коммуне и одного года (В 1871 году неподалеку от Брэнтвуда была попытка создать идеальную деревню всеобщего братсятва). Он превозносил суровую английскую природу, бесконечно мотаясь по Италии, Франции. Оттуда он писал так называемые «письма к рабочим Англии» регулярно публиковавшиеся на родине. Говорил о пользе социальных реформ и вечерних школ для взрослых. Но был замечен все больше за книгами и рукописями, в музее и с тросточкой в горах. Не у заводского станка.

Правление Виктории составило шестьдесят лет, и было, пожалуй, лучшей эпохой для англичан.(1837-1901гг.) Это была эпоха бородатых интеллигентов и холодных ванн; экономического подъема и массового опустения английской деревни. Со смертью королевы канула в лету сама империя, рухнула мощь страны. Если можно найти что-либо формально общее для всего золотого века Англии, то его следует приписать двум главным обстоятельствам. Первое из них заключалось в том, что страна долго не вела значительных войн, поэтому не было и проблем с продовольствием. Жизнь казалась предсказуемой на сто лет вперед. И второе – все это время внутри страны существовал сильный интерес к религии.

Что можно прочесть в маленькой книжечке? Какие такие мысли пережили автора и нужны нам сегодня?
Или если они вообще бесполезны, эти «Лекции об искусстве», то зачем было сейчас через сто шесть лет (с момента перевода в 1900 году на-русский этих лекций) их переиздавать?

Вероятно, стоило переиздать. Вот что бросается в глаза, когда читаешь первый раз эту книгу, видишь религиозность и явный шовинизм автора. Не прекрасный изысканный английский язык, двойной перевод скрыл от русского читателя всю его прелесть. Не внезапные и неожиданные сравнения и оригинальные классификации эпох и стилей. Даже морализм и тот не так задевает. Все это потом.
Самое интересное вот что: «Современные пароходы и поезда весь мир превратили в единое государство. Одно государство! (…)Но кто должен стать его монархом? Или вы думаете, не должно в нем быть монарха? Нам действительно открыт путь благодетельный и славный… — царствовать или умереть…Вы, молодое поколение Англии, снова сделаете свою родину царственным троном монархов, державным островом, источником света для всего земного шара!». Каково?
Кажется, эти речи слышны где-то в тридцатых годах XX го века, не в Оксфорде, а в Мюнхене, не с кафедры искусствоведения, а в Пивном подвальчике.
Чем-то родным, сермяжным пахнуло от этих строк. Стоило, немного поднапрячь память, и на ум пришел истовый борец за «русскую идею» — Илья Глазунов. Его биографию можно не напоминать. Русский молодèц – ста басурманам конец.
«Зло — согласно Глазунову — пришло в мир под маской демократии». (Илья Глазунов «Наша культура это традиция» Москва, «Современник» 1990 год, стр.176-198). И там и тут неприятие прогресса, великодержавная риторика. Красота и мораль для того и другого, одно и то же. То есть, чтобы рисовать, петь, танцевать красиво – надо, прежде всего, быть хорошим человеком.
Мораль и искусство, искусство и мораль, отягченная разбухшим национальным самосознанием, – какое они имеют друг к другу отношение? Бывает ли одно без другого?

В одной из статей своих воспоминаний Илья Глазунов описывает свои «поиски». Молодой человек студент академии художеств будущий великий русский живописец беседует в библиотеке с вымышленными, обобщенными персонажами, доказывая им свою правоту. Глазунов отделяет себя как от пропагандистов соцреальности, так и от «мансардных» оппозиционеров, чтящих Кандинского и Пикассо. Он якобы нашел свой путь, прямиком от троицы Рублева до сего дня.
Спорят в читальном зале библиотеки академии художеств; правда, в наше время, говорить позволяется только шёпотом… Вот как юный патриот спрашивает одного из сокурсников: «- Значит, ты совершенно исключаешь страстное служение художника какой-то духовной идее? Разве искусство не средство выражения идеи?».
Какие идеи?! Переспрашивает его студент-эстет. Они спорят, перечисляя известные им полотна русских художников, была ли там идея? А духовная была? А великая?
« — Ну вот ты все «русские, русские» — упрекает Глазунова стройный блондин оппонент, — как будто в этом все дело, Вермеер, Ван Дейк, Моне, Дега, Хокусай, Утомаро – служили только красоте». Но Глазунов был бы не Глазунов, если бы не сказал следующего: «Дух всегда национален, как национально понятие о красоте».
Кстати, еще он добавил: «С моей точки зрения, джаз – это глубоко национальная ритуальная музыка первобытных негритянских племен». Вот так, «а чего вы хочете»?
Из рассказов современников, мы знаем, что Рёскин в свое время пренебрегал железной дорогой. Предпочитал не фотографироваться, и называл эпоху Возрождения «грязным потоком» не в пример чистому и набожному средневековью.

Я русский. Читая и слушая Илью Глазунова и других истовых патриотов, я испытываю смешанные чувства. Во-первых, мне стыдно. Как если бы я слушал похабный рассказ. Во-вторых, и это чувство довольно сильное, испытываю это удовольствие от красоты льющейся речи, от велеречивых поглаживаний моего самолюбия. Еще бы мне говорят, что я хороший, просто так хороший, только потому, что русский. И сразу очень хочется верить, и хочется дышать полной грудью, радоваться – вместе с такими же белокурыми северянами. Мне нравится, когда мне доказывают, что никаких варягов на Руси не было. Я люблю, когда мне рассказывают о победах русского оружия, об арийском происхождении нашего языка и нашей богоизбранности. Словом, мне нравится, когда меня сладко обманывают. Наверное, знать что ты «великий» англичанин тоже было приятно… Но эти сказки похожи на вино, и увлечение ими сродни алкоголизму. Главное не увлекаться, или, если уже втянулся — вовремя очнуться.

Присутствие скандинавских завоевателей на Руси доказано сотнями археологических фактов. Даты переселения арийцев никак не склеиваются с русской историей. Кстати, как не доказуема и связь религиозного благочестия с творческой гениальностью. Забыться в сладких грезах не удается.

Может просто не слушать скептиков? Нет, лучше слушать, чем рассуждать о Духе, Великой миссии, о Народе и его богоносной Судьбе. Самообман есть удел слабых. Воображение это здорово. Воображать себя Вальтроном королем вселенной, без вреда для здоровья может каждый, но лучше делать это дома у себя под одеялом, а не в лектории, не на улице и ближайшем рынке. Песок – не лучшая замена овсу.

Посему, читать или не читать классиков английского искусствоведения каждый решит сам. Но «Лекции об искусству» это одна из тех книг которые писаны были вовремя, и вовремя же переиздаются. Сейчас самое время вспомнить про Шовинистов былых времен. Если из учебника истории на нас глядят порой смешные, порой страшные факты, даты, имена, то здесь перед нами внутренний портрет интеллектуала-патриота. Известно, когда народы ссорятся, бывают несчастья. Но, как и где начинает рождаться мысль: я – хороший, а мой сосед плохой, вот, что интересно проследить. За чертой 1900 года, как за горным хребтом лежит век кринолинов и конных повозок, чистого воздуха и романтиков всех мастей. По эту сторону: холокост, атомная бомба и озоновые дыры века XX го. Можно, приблизившись к предмету разговора сказать, не трогайте искусство. Ведь моралист может приказывать что рисовать, а что нет, священник имеет право запретить писателя, то почему его не может запретить чиновник?

2006

Коммунальный рай — Ретроспектива и перспектива.

Павел Дейнека |

Утехин И.В. Очерки коммунального быта. Изд. второе, дополн. Москва, ОГИ, 2004, 280 с., 32 фото на вклейке. 49 иллюстраций в тексте, тираж 3000.

Мучительно трудно понять, вспомнить, что же тебя задело в этой, в общем-то, научной, не развлекательной, книге? Зачем было тратить часы над схемами и построениями, выгибать ум?
Вскоре, однако, понимаешь – тема настолько широка и актуальна, что пройти мимо нее невозможно. Это касается всех и каждого. Кто не жил в коммуналке, тот бывал. Кто не бывал, у того все равно волосы дыбом встанут от фотографий приложенных к тексту. Грязь, тараканы и мокрые пятна, плесень на стенах. Как можно здесь жить!? Не хватает только статистики – сколько людей, одиноких и семейных до сих пор живут в коммуналках. Их тысячи, целые города! А если хватануть абстрактно, то любую общагу или казарму можно смело зачислять в коммуналки. Ими полна страна «от Владивостока до Бреста»… о какой новой жизни можно говорить пока живо — ЭТО?
Горькая правда лучше сладкой лжи. Ни один художник слова не споет более правдиво о коммунальной квартире, чем это сделает ученый этнограф. От его фактов не отвертишься. И уже только поэтому книга И. Утехина уникальна и потому ее надо непременно — прочитать.

Анатомия книги такова:
1. все начинается с предисловия А.К.Байбурина. «С грязи не треснешь, с чистоты не воскреснешь» — утверждает русская пословица. Вообще русский фольклор надо бы перечитать. Очень важная часть всей книги — умное, грамотное предисловие. «Как получилось, что мы начинаем знакомиться с собой только в начале III тысячелетия?» спрашивает Байбурин.

2. предварительные замечания Ильи Утехина. Что послужило импульсом к написанию книги? вдумайтесь в случай:
«На лестничной площадке дома, где все квартиры были коммунальными, появились человеческие экскременты (попросту, куча говна). Проходя по этой лестнице каждый день в течение недели, наблюдатель (…) отмечал, что экскременты (…) оставались на своем месте. (Гость) не мог уяснить себе причин бездействия жильцов дома. Их отношение к подобным происшествиям и стало той ниточкой, потянув за которую, уже невозможно было пройти мимо того факта, что высказываемые мнения (…) и реальное поведения коммунальных жителей – (…), опираются на довольно стройную систему представлений…» (стр. 24).

глава 1. карта и территория. Эта логика абсурда начинается с расстановки мебели. Даны подробные схемы и чертежи типичной планировки келий коммунальной квартиры. Длинный пыльный коридор во мраке. Комната. Здесь стоит шкаф, тут кровать, там спят дети, за ширмой взрослые. Видим, как делится пространство между жильцами.
Пространство коммунальной квартиры имеет свойства, оно:
а) функционально. (Любой угол имеет свое назначение).
б) семиотично. (По традиции в одних квартирах белье стирают в раковине на кухне, в других в ванной.)
в) четко структурировано.
г) символично. (делится на «свое – чужое», «приватное – публичное»)
д) пространство тесно сращено с понятием времени.
е) структура – это только фон, жизнь богаче любых норм.
ж) пространство есть инструмент открытой коммуникации. Граница публичного и приватного проницаема.
з) пространство коммунальной квартиры замкнуто. Невозможно избежать коммуникации. В том числе реакции на свои поступки или слова. Как не выбирают родителей, так не выбирают соседей.
и) пространство коммунальной квартиры насыщенно исторической памятью.

Глава 2. Пустая комната. Не самая сильная часть книги. Коль скоро некоторые жильцы начали съезжать из коммуналки, после них остается пустота. На эти комнаты не претендуют соседи, ибо им в таком случае нельзя рассчитывать на получение СВОЕЙ квартиры.

Глава 3. Доля, сглаз и справедливость. Речь идет об обостренном чувстве справедливости присущем русским людям вообще, и жителям коммунальных квартир в частности. Справедливо – значит поровну и по очереди. Очередь занимают в туалет, в ванную и т. д. Уборку тоже делают по очереди.
Все блага должны быть поделены. Даже еда. Описан любопытный обычай «угощение»: «американский аспирант-историк Стивен Харрис, несколько месяцев снимавший комнату в коммунальной квартире, рассказывал, что бывал периодически весьма озадачен поведением местных бабушек, которые систематически вторгались в его комнату, оставляли тарелку с угощением и молча уходили. Это была практически единственная форма их взаимодействия с чужаком». (стр. 86) Так задабривают духов. В русской деревне кормят домового, под лавкой ему оставляют кусочки еды.

Глава 4. Опасность чистоты. Коммунальная уборка во всей ее красе. Мы узнаем, что СВОЁ воспринимается как чистое, всё ЧУЖОЕ исключительно как грязное. Даже кастрюли так – снаружи она немыта потому, что этим местом стоит на общей плите. «Свое» только внутри. Так же описаны мифы и реальность о самых нечистых обитателях коммуналки – пьяницах. Согласно городскому фольклору им все сходит с рук. Пропойца сверхчеловечен. Его не берет мороз, обходят стороной болезни, питаться тем, что он ест не может никто. Так ли это на самом деле? (стр.105) Характерны особенности в отношении людей к бездомным кошкам, живущим в подъезде. Жильцы отдельных квартир считают их источником болезней. Жильцы же коммуналок наоборот, стараются всячески помочь своим собратьям по несчастью. Их подкармливают, оставляют теплые тряпки – и даже пытаются оправдать их присутствие: «вы представляете, сколько крыс здесь развелось бы, не будь на лестнице кошек?» (стр.101
И самое главное и характерное – принцип «Минимально Достаточного Усилия». Согласно этому принципу, прибираться вроде бы необходимо, но в меру. Все выше или ниже нормы – карается. Это укор всему коллективу. Выделяться нельзя.

Глава 5. На сцене жизни и в кулисах души. «Чтобы у них была возможность потрахаться, эта несчастная Нинка Ермилкина, мама их, она просто выходила в кухню и с нашим Николаем Михайловичем, азербайджанцем, они просто пили водочку из рюмочки, но так, тихо, и она смотрела на часы (…) и уже где-то в пол-одиннадцатого она возвращалась спать».(стр.114) Думаю, здесь все понятно.

Глава 6. «Здесь я здороваюсь, когда хочу и с кем хочу». Волшебное – «здравствуйте». Как много значит простое приветствие в системе отношений коммунальной квартиры? С кем, когда и как здороваются жильцы. Люди, поссорившись для начала, перестают замечать друг друга. Дальше — больше. Илья Утехин описывает кухонные скандалы, с криком, кулаками и без них. Различные стратегии выхода из конфликтов, удачные и не очень. Описывает, кого и за что чаще бьют в коммуналке. Признаться, не все мрачно в этой жизни. Соседи, зачастую, предпочитают мягко «воспитывать» друг друга, а не мстить. Ведь им еще жить да жить вместе. Коль скоро квартира общая, в ней все споры надо решать общим собранием, но человеческая природа берет свое – и уже в ранние советские годы появилась должность квартуполномоченного. Это признанный лидер коллектива. Со временем институт лидерства и собраний деградировал. Предположительно из-за того, что все мало-мальски инициативные люди предпочли уехать из битком набитых коммуналок. Характерно высказывание одной дамы: «я вообще в мужиков не верю. Мужики сильно измельчали. Не только не было мужика, а любая проблема, которая случается в квартире, то обязательно бабы должны пинать мужиков, что, дескать, пойди разберись или пойди сделай – ну, я не знаю, кран потек или электричество…я имею в виду…что вот его самого будет раздражать, если какая-то неувязка, неустройство. (…) в нашей квартире таких нет». И не будет! Автор отмечает: утверждение о том, что «мужики измельчали», вкупе с «распространенным представлением жильцов об упадке дисциплины и чистоты по сравнению с былыми временами следует рассматривать в ряду явлений мифологического конструирования местной истории». (стр.146)

Глава 7. Каждый черт — Иван Иваныч. Внимательно о пьяницах, наркоманах, сумасшедших художниках и прочих девиантах, заселяющих коммунальные квартиры. Начиная с девяностых годов, образ жизни отдельного жильца сам по себе мало кого волнует. Живи, как хочешь. Домовые комитеты исчезли. Коммунальное сообщество атомизируется.
Глава 8. Очерк о краже. К сожалению, в коммуналках воруют. Кто у кого, зачем и почему? Здесь описан характерный коммунальный способ кражи – подмена. Свежие апельсины из зависти, подменивают на гнилые. Это опять к теме о справедливости.

Глава 9. «Параноиды жилья». Вслед за писателями Ильфом и Петровым, я назвал бы эту главу кратко: Ярбух фюр психоаналитик. По ходу книги не раз было доказано – «коммунальная жизнь портит психику» (стр.134) Эта глава посвящена как раз расстройствам ума нажитым в общей квартире. У кого что болит. Но как ни странно, сумасшествие имеет свои законы. И они неплохо изучены. Крыша едет обычно у стариков. Хотя бывают и исключения. Любопытно, какое оно коммунальное безумие? «Отмеченные особенности коммунальной квартиры (…) – прозрачность пространства и жизнь на виду, особая организация приватной сферы, распределение ресурсов как своеобразный «МЕТАТЕКСТ» бытовых практик и сопутствующие эмоциональные состояния и этикетные формы поведения, специфический характер коммуникативных взаимодействий и конфликтов – все это имеет прямое отношение к клинической картине рассматриваемой патологии». Хорошие знакомые всякого бреда, участковые милиционеры и депутаты разных уровней, ведущие прием граждан. Но доказать, что гражданин, стоящий на пороге приемной депутата или в отделе милиции с жалобой на кражу куриной ноги из бульона — есть сумасшедший, не так то просто. Это, так сказать питерская классика: «Взять хотя бы сумасшедших: большинство их поступков происходит совершенно сознательно, и они их помнят; мало того, дадут вам в них отчет, будут их защищать перед вами, будут из-за них с вами спорить, и иногда так логично, что, пожалуй, и вы станете в тупик» Ф.М. Достоевский. (дневник писателя, 1876, октябрь, гл.1). «Здравость здравого смысла, – отмечает далее Утехин, — может заключаться лишь в том, что его носитель допускает возможность альтернативы, не считает свое мнение единственно возможным».

Глава 10. От сплетни к историческому преданию. О сплетне. Как правило, с нее то все и начинается. «Характеристики соседей, их отношений между собой, а так же сведения о том, что кому принадлежит и как себя вести, становится известным новичку не только из непосредственного наблюдения. Информация и оценки в значительной мере приходят из чужих уст, в том числе в форме сплетни. Сплетня вкусна».
Каждая большая квартира имеет свою историю. Обычно устную. Ведь кто-то же ее выстроил, был у этого дома и архитектор, и заказчик. Возможно, успела в этой квартире пожить какая-то знаменитость. Сами жильцы любят придумывать свою историю, пересказывать, приукрашивать, вплоть до абсурда. Что касается мифов о прошлом квартиры, то они удивительно схожи в разных домах. «Так, например, сразу в нескольких квартирах одного дома люди утверждали, что именно в этой квартире жил архитектор, построивший дом (…) жил, вплоть до печально известного 1937г. (…) (как удалось установить, архитектор умер в 1923г. и могила его имеется на Волковом кладбище)». Об укоренившейся привычке к коммунальному житью говорит следующий распространенный миф-утверждение: «что изначальное разделение жилплощади между несколькими семьями было добровольным и произошло по инициативе того самого жильца, который поначалу занимал со своей семьей всю квартиру целиком». (Стр. 189) Потом он, естественно, сильно заскучал в гулкой пустоте комнат, пригласил свою родню из деревни, назвал знакомых — живите. С точки зрения коммунального человека все логично.

Глава 11. Вне квартиры. Быт это не «бытие»! Сколько ни хорони советские привычки, сколько ни оттирайся от своего прошлого, никуда от него не денешься. Кто вырос в советской системе отношений, тот навсегда сохраняет следы советской идентичности. Например, в очереди к врачу. Живая очередь создается для того, чтобы упорядочить по четким принципам поток несчастных: с острой болью без очереди, хронических больных по предварительной записи и т.д. Но человек с коммунальными навыками понимает, что всюду, где люди – главное это блат. Начинается поиск возможностей обойти норму, изыскиваются тысячи лазеек, правила далеко задвигаются. Хотя даже дураку понятно — медицина нуждается в системе!
По-советски целеустремленный человек не может и не умеет отдыхать. «Точнее, он не понимает, как можно «ничего не делать» — гулять ради того чтобы гулять, а не ради того чтобы добраться куда-то». (стр.210)
Стремиться к комфорту – это плохо. По утраченному коммунальному раю тоскуют поэты позднесоветской литературы, Евтушенко например (смотри «Плач по коммунальной квартире» 1983)
«я хочу, чтоб всем всего хватило -\Лишь бы мы душой не оскудели. \Дайте нам отдельные квартиры – \Лишь бы души были не отдельны! \Со звериной болью поминальной \Плачу по квартире коммунальной, \По ее доверчиво рисковой \Двери бесцепочной, безглазковой». Вопрос – Евтушенко, такой сердобольный, сам сейчас живет где?

Приложение 1. Примерный вопросник для этнографического обследования быта коммунальной квартиры. Очень ценное приложение – это буквально орудие, вложенное в руки самодеятельным исследователям. Исследуйте свою квартиру, если у вас хватит духу. Это приложение надо выпускать брошюрами, и сбрасывать с самолета над крупными городами – люди, познайте сами себя! Приложение 2. Правила пользования жилым помещением. Утверждено постановлением Совета Министров РСФСР от 18 октября 1962г. N1390. Своеобразная попытка государства навести порядок в болоте быта. Заботливая и вездесущая рука государства, поправляющая занавески на вашей кухне…покрывало на вашей семейной кровати. Приложение 2а. Правила поведения в коммунальной квартире. Пример самодеятельно рукописной инструкции (вывешен на кухне). Приложение 3. Краткий словарь терминов, относящихся к коммунальному быту Санкт-Петербурга. — Почти совсем бесполезное приложение.

Коммунальная хата. Люди в России любят говорить о вымирании нации, о деградации и кризисе русского народа. Население городов, напротив отчасти любуется болезненной бледностью и ужасом своего быта. Художники воспевают дворы-колодцы, братскую тесноту, романтическую жестокость диких спальных районов. И все это на общем фоне смирения. Как будто, так и надо, словно бы русские родились, чтобы жить как куры. Свиньи и те живут чище некоторых спившихся граждан. Но деятели культуры делают вид, что может быть все не так уж и плохо, почему бы и нет? «а может, есть в этом какая-то сермяжная правда?» продолжая при этом сетовать на падение рождаемости, рост насилия в семьях. Причем, в те годы, когда книга писалась, жилье стоило дорого, но теперь оно стоит в три раза дороже. И падение цен вряд ли возможно. Существует, однако, мнение согласно которому: «Советская власть, (…), успешно окрепостила семью квартирой. Всех привязали на цепь, оякорив квартирой. Ибо квартира в мерзлом российском климате — это разрешение на жизнь. Прописка, квартира, работа — вот ассортимент ржавых тяжелых цепей, с помощью которых современный русский прикован к месту, недвижим, и более несвободен, чем русский XVII-го или XVIII-го века. Тогда можно было сбежать на Дон, к казакам, к «Разину, к Пугачеву. Куда сбежишь при подполковнике Путине, везде облавы и несвободно нигде». Автор этих строк, скандально известный писатель и шоумен Эдуард Лимонов, во всю пользуется реальным положением дел, чтобы агитировать, склонять в свою сторону, брошенную и ошалевшую молодежь из бедных семей. Те самые молодые люди выросшие в коммуналках и в хрущевках, как оказалось, вовсе не торопятся проявлять смирения. Не прав Илья Утехин, говоря, что дети воспринимают коммуналку, уже легче родителей. Они якобы ничего другого не видели, все для них вроде такое родное. Это не так. Клетка есть клетка.
«Квартира, полученная с адским трудом, или купленная с огромным трудом, кооперативная, в последние годы советской власти. У родителей вся жизнь ушла на эту квартиру. Экономили, копили, собирали, купили. Потом счастливо обживали бетонный кубик, соту во многоподъездном, многоквартирном человечнике. Любовно сверлили, клеили, годами подбирали дверные ручки. На план обустройства лоджии ушёл год. Ещё три на возведение рам и стекол. За четыре года завоёвывают царства, Вторая Мировая Война пять продолжалась, а тут лоджия. Её забили старыми тряпками и втиснули тебе раскладушку. Квартира — как тюремная хата, где сокамерников не выбирают, как камень на шее эта квартира, который нельзя бросить…».

Чувство территории. По своей природе человек относится к территориальным животным, подобно тиграм, тюленям, дельфинам, китам и пр. К тем, которые живут на одной определенной территории, и с ней сильно связаны. Человеку свойственно защищать свою территорию, беречь ее. Американский ученый Эдуард Холл долгое время изучал нравы и обычаи разных народов, разных культур Запада и Востока. В том числе культурные привычки относительно своего дома, своей земли, границ владений и т. д. Он заложил основы новой науки на стыке психологии, антропологии и этологии (наука, изучающая поведение животных), назвал ее ПРОКСЕМИКА (proxemics).
Ему принадлежат такие бестселлеры как: «The Silent Language. (Беззвучный язык) (Garden City, N.Y.:Doubleday, 1959)», «A System for the Notation of Proxemic Behavior.» (Система для записи в проксемическом поведении) American Anthropologist 65: 1003-1026 (1963), The Hidden Dimension. (Тайное измерение) (Garden City, N.Y.: Doubleday, 1966), Beyond Culture. (По ту сторону культуры) (Garden City, N.Y.: Anchor Press, 1976).
В своей книге «как понять иностранца без слов» (Москва. Вече. Персей. Аст, 1995), говорит: «человек довел свое ощущение территории до самой высокой степени. Однако мы относимся к пространству так же, как к сексу. Пространство является важным фактором в жизни, но мы о нем мало говорим. А если и говорим о нем, то стараемся придать нашим разговорам несерьезный тон». (стр. 286) вы чуть было не сели на мой любимый стул – ха-ха-ха.

«По неизвестным причинам наша культура скрывает и подавляет наши чувства в отношении территории. Ощущение территории развито в человеке настолько, что он быстро присваивает себе «свою» территорию на новом месте. Можно заметить, что уже на второй лекции значительная часть студентов рассаживается на те же места, на которых сидели и в первый раз». Будьте уверены, студенты станут так или иначе отстаивать свое право сидеть именно здесь. Вся история человечества это защита своей территории и захват чужой. Этим пользуются ораторы и полководцы, стараясь подчеркнуть дурные качества противника, плохие парни заняли НАШУ землю. Даже если на самом деле готовится немотивированная агрессия, говорят всегда так: «изначально эта земля была НАША».
Итак, представим себе, постоянно подавляемый инстинкт. По силе не уступающий сексуальному инстинкту; и в перспективе не имеющий даже шансов на реализацию здоровым путем. Что при этом испытывает человек? Ничего позитивного, надо полагать. (См. комментарий к главе 5.) А ведь любовь к родине это тоже своего рода — «чувство территории».

Илья Утехин отмечает, что юноша и девушка, выросшие в одной коммунальной квартире, друг другу не интересны. Они перестают быть друг для друга сексуально привлекательны. Они как бы бегут от мнимого инцеста.
Коммуналка порождает истерику. В принципе, нехватка жилого пространства это невроз нашего времени. Во времена З.Фрейда основной проблемой среднего класса и дворянства была пуританская мораль, запрещающая не то что внебрачные отношения, но и заставляющая женщин стыдливо называть куриные яйца «птичьими плодами». В наше время это не актуально. Сейчас только ленивый не знает «что к чему», СМИ переполнены пропагандой чувственности, секса. Но практикуемый в условиях коммуналки он приобретает черты эксгибиционизма. Все всё секут, укрыться негде. Илья Утехин пишет об этой проблеме вскользь и как бы иронично. С позиции человека, у которого это уже «отболело». Неужто и вправду?
Но для ссор на этой почве вовсе не обязательно, чтобы девушка приводила к себе домой шумные компании молодых людей. Достаточно того, что она физически созрела. От нее пахнет женщиной, сознают это окружающие или нет. Природа не спрашивает разрешения. «Дети» пересиживают в одной крохотной комнате со своими родителями все мыслимые возрасты, взрослея, как чахлые подвальные растения. Оттого и гниют порой на корню, запивают, дебоширят. Два взрослых самца на одной территории – драка неизбежна. Две хозяйки на одной кухне – ссора.

Особый путь. Резко шагнем в сторону и назад. Глянем с точки зрения истории. Революции, как известно, случались не только в России. При этом, коммуналки есть только у нас. Две разные и удивительно похожие истории: Россия и Австрия. В отличие от прусской, северонемецкой, Австро-венгерская бюрократия была сверх неэффективной. Любой закон любой приказ, опускаясь с высот Венского Двора, растворялся в толще чиновничьего аппарата. В самом его низу мелкий чиновник, где-нибудь в сельской местности жалел маленького человека. Ужасающая строгость Австрийских законов компенсировалась необязательностью их исполнения. Это так нам близко!
Германская война 1914-1918 сокрушила Династию Романовых. И трон Габсбургов тоже пал – в 1916 (умер старенький император с белыми бакенбардами Франц Иосиф). На фоне нескончаемых волнений в окраинах: Венгрия, Югославия, Чехословакия отпали от единого центра. Вена, и до того бывшая крупнейшим городом в государстве, стала супернаселенной. Исторически там сгрудились почти все университеты, музеи, театры, госучреждения. Конечно, сделать карьеру провинциал и раньше мог только там. Будь ты немец, поляк, еврей – большой город манит. После революции народ хлынул заселять и без того лопающийся по швам город. Австрия превратилась в маленькую приальпийскую республику с непомерно гигантской столицей.
Первое время в Вене царил хаос, эпидемии, проблемы с продовольствием, нехватка воды и жилья. Жизнь в Австрии той эпохи не назовешь безоблачной, назревала гражданская война, рядовой горожанин не знал, какому богу молиться. Впереди маячил аншлюс Германией, Вторая Мировая война. Разница между Петербургом и Веной только в том, что в Вене коммунальные квартиры не прижились. А в Петербурге они есть до сих пор, и составляют ядро исторического центра города.
Более того, в Австрии послевоенных лет наблюдался строительный бум, внесший немалый вклад в развитие жилой архитектуры XX в. В двадцатые годы крупные венские архитекторы получают заказы на строительство домов для рабочих, рабочих поселков, конторских и промышленных зданий.
Россияне, однако же, предпочитают делить награбленное, а не строить новое.

Дом-2. Имперские амбиции Советского Союза запрещали примерному большевику обращать внимание на уют в доме. Это мелочи! Истовый революционер презирает плоть. Стране нужны ракеты, а не канарейки. Нужен металл, а не кружева на окнах отдельных квартир. Впереди годы строительства коммунизма и где-то дальше лучезарное благоденствие… (загробная жизнь). Высокий идеал выродился в целюлитную апатию народного хозяйства. Страна пришла в маразм уже в1970гг. На это время, по данным Ильи Утехина, приходится как раз «классический» период коммунального быта. Жильцы о нем будут вспоминать с умилением, ставить его в пример нынешним поселенцам. Надежды на приобретение отдельных квартир то вспыхивали, то угасали. Так в последние годы правления Горбачева была объявлена программа «жильё 2000». Ученые опытом, граждане не впали в особую эйфорию по этому поводу (переименовав ее в «Жульё-2000»). Вскоре союза не стало.
Ныне объявлена программа доступного жилья. Она явно буксует. Жилье строится, но оно НЕ доступно. Этому три причины:
1) концентрация сверхдоходов от нефти и газа в руках горстки граждан. Эти люди скупают квартиры в столицах гроздьями. Естественно не с целью там поселиться. Это просто способ вложения средств.
2) Законы по оформлению земли под стройку усложнились.
3) Повышение налога на недвижимость и рост коммунальных расходов потянуло вверх и цены на съемные комнаты, соответственно и цены на жилье вообще.

Коммуналка возвращается! «Научный руководитель социологического центра «Мегаполис» Татьяна Протасенко представила данные опросов, согласно которым только 4% горожан считают Национальный проект «Доступное и комфортное жилье» выполнимым. При формальном росте доходов петербуржцев многие из них, еще полтора-два года назад начинающие думать об улучшении жилищных условий, теперь «могут и не мечтать». Даже люди, имеющие средние доходы, никакими способами не могут купить себе квартиры и поэтому в городе резко возрос спрос на комнаты.
Протасенко также привела данные опросов, в ходе которых выяснилось, что если год назад почти 25% опрошенных интересовались ипотечными кредитами, то сегодня этот показатель снизился вдвое. Генеральный директор агентства недвижимости «Союз» Аркадий Кязимов, отметил. что если год назад, обслуживать ипотеку, могли граждане с месячным доходом около 1 тысячи долларов в месяц, то теперь для этого надо иметь доходы почти в 2,5 раза больше, и много народу отказалось от ипотеки». (по данным «АПН Северо-Запад»)

В России есть, где и на что строить. Подсчитаем, сколько можно соорудить недорогих малоэтажных домов вместо Константиновского дворца? Наше правительство только-только дозрело до вопросов поощрения военнослужащих. Каждый отслуживший три года контрактник отныне сможет рассчитывать на получение высшего образования. Сколько потребовалось для этого времени! Скольким парням, потерявшим конечности, здоровье и жизнь в Чечне это образование уже никогда не понадобится! Каждому отслужившему контрактнику — однокомнатную квартиру (двухкомнатную — семейным), участок земли в пригороде, и вопрос с призывом решен. Пойдут все. Инстинкт подскажет, за что бороться!

Итак, книга о прошлом, о настоящем, о будущем. Первый шаг к исцелению, встать и подойти к зеркалу. Куда метнутся завтра обделенные, злые молодые люди?

И что они предпочтут – строить или отнимать и делить?

2007

XX век глазами Гениальной заурядности

Павел Дейнека |

Лени Рифеншталь — мемуары. Научно издательский центр «Ладомир» Москва. 2006 год.

В издательстве Ладомир вышла книга мемуаров Лени Рифеншталь. Наконец то, как приятно, что мы этого дождались. Ведь, уже несколько лет назад, в Европе и Америке читатели могли с гордостью поставить на свою книжную полку, упакованную в твердый переплет историю жизни этой замечательной женщины. Там она называлась «Пять жизней Лени Рифеншталь» — (Leni Riefenstahl: Five Lives. — Cologne: Taschen, 2000). Пора было уже и у нас издавать ее воспоминания.

Однако, прежде чем рассказать о том, что эта книга собой представляет, вспомним, чем вообще привлекательны чьи-либо воспоминания. Прежде всего, если их автор – персонаж спорный, но, безусловно, исторически важный, возможностью из первых уст, так сказать выслушать правдивый рассказ о его жизни. Узнать, как все было на самом деле. Хочется дать человеку прижизненный или посмертный шанс оправдаться, если он повинен в чем-то. Дать грешнику, неприкосновенное ни для каких инквизиций, право на последнее слово. Или перенять ни с чем не сравнимый опыт, житейскую мудрость, на худой конец, попытаться, впоследствии не повторить его ошибок. Как иначе можно развеять мифы, всегда сопутствующие людям-легендам, понять внутреннюю необходимость или внешние причины их поступков? Кому из россиян или бывших советских граждан, воспитанных на посюсторонней, здешней, пропаганде, не интересно увидеть нацистскую Германию изнутри, увидеть, как репетировался партийный съезд НСРПГ и т. п.?
Применительно к всенародно осуждаемым персонажам, личностям, или героям истории, это актуально вдвойне. Так например, мемуары архитектора Альберта Шпеера, читаются и анализируются в России с не меньшим увлечением, чем мемуары нацистских и советских полководцев Второй Мировой.

Лени Рифеншталь — фигура одиозная. Эта женщина, никак не хотела дать себя забыть. Уходили в прошлое моды и поколения, политические режимы и харизматические вожди. Ее фильмы за сроком давности выходили из сферы действия закона об авторском праве, резались на куски, цитировались без упоминания автора. Так, кстати, почти весь фильм Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм» построен на длинных цитатах из фильмов Лени Рифеншталь. И ее имя там не упомянуто ни разу. Но то, что ее многочисленные неприятели, ругая и понося, лишь преумножали ее славу – это точно. А она оставалась молодой, жизнерадостной и творчески неистощимой. Впрочем, так ли уж радужна была ее долгая жизнь, читатель, конечно, должен узнать в первую очередь от нее самой. Листая ее воспоминания.

Книга Рифеншталь получилась скучная. Почти не один вопрос из всех, которые нас волнуют, не раскрыт, не получил ответа. Походя, как бы между делом эта женщина пишет, как запросто встречает на улице Бернгарда Гржимека с волком на поводке, дружит с Ремарком, ей поклоняется фюрер, за ней волочится Геббельс, сам Муссолини лично отвечает на ее телеграммы, посланные из альпийской глуши. Ей пишет Жан Кокто, Её поклонник режиссер Арнольд Фанк учился в Цюрихском университете вместе с Владимиром Лениным. Уолт Дисней был единственным, кто принял ее у себя, во время бойкота голливудских звезд. после войны она общалась с Энди Уорхолом. В Лондоне по приглашению «Санди Таймс» она фотографирует рок-звезду Мика Джаггера с женой, который хотел быть запечатленным непременно её камерой.
Любого из этих фактов одного хватило бы на целую жизнь! осмысленную жизнь человека ощущающего себя в гуще мировой истории. Но сразу после телеграммы дуче, она соскакивает на описание сортов вина в альпийском трактире. Долго и занудно рассказывает о хроническом цистите, травме колена, переломе лодыжки в двух местах, тревожных снах во время войны и т.д. и т.п.
Этого ли мы ждали?

Если по порядку то:
Во-первых, коль скоро речь зашла о самом цитируемом кинорежиссере-документалисте XX века, где же документы!? Где все те фотографии, которые десятками и сотнями осенних листьев опадали в архивы после каждого триумфального выступления молодой танцовщицы Рифеншталь в 20-е годы? Где фотодокументы военных лет? Где разноцветная Африка 1960-х, 1970-х? Где сказочный подводный мир коралловых рыб, которому Лени посвятила всю осень своей бескрайней жизни? Иллюстраций явно маловато.

Во-вторых. Всегда, листая мемуары, очень хочется если не поучиться у мэтра, то хотя бы получить разрешение одним глазком заглянуть в его мастерскую. Пусть, не всем дан талант педагога и рассказчика, но дайте тогда возможность читателю попробовать самому понять, в чем же секрет творческого успеха. Вместо психологического автопортрета железной Лени, Рифеншталь предлагает нам простое перечисление встреч и событий. Очень скучно читать все это. Бесконечное скольжение по поверхности. На ум приходит рецензия (Ходасевича) на дневники Чайковского, где вместо всемирно известного, талантливейшего и почитаемого гения музыки, читателю предстает «себялюбивый несмелый эгоист с примитивными желаниями». Мелкая личность.

Далее: не знаю кому как, но мне лично постоянно приходилось сталкиваться то с одной, то с другой сносшибательной сплетней о жизни этой замечательной кинокрасавицы. Если конкретнее, то о скандальной связи Лени, не столько с нацистским режимом, сколько лично с Гитлером и некоторыми другими лидерами партии. Сама она пишет: «в тот вечер я почувствовала, что Гитлер хочет меня» An diesem Abend habe ich gefühl, dass Hitler mich als Frau begehrte. (L.R. in ihren Memorien). Именно это вызывает к ее фигуре интерес у широкой аудитории. Так называемые массы, народ, помнит ее исключительно рядом с фюрером. Не хочется продолжать при каких обстоятельствах. Вот именно против подобных сплетен и хотелось вооружиться, прочтя книгу, написанную ей самой.

Рифеншталь никогда не скрывала своего неукротимого свободолюбия в вопросах любви. Это тоже подливает воды на мельницу жёлтой прессы. Легкий флирт на лоне арктической природы, вот как это называлось во времена наших бабушек. «После расставания со Шнеебергером я дала себе клятву никогда больше не влюбляться, но не смогла её сдержать. Уже несколько дней меня сбивала с толку пара кошачьих глаз – принадлежали они члену нашей экспедиции Гансу Эртлю».
Однажды молодая актриса собралась плыть на байдарке: «Ганс отправился со мной, чтобы, как он сказал, научить правильно грести. Легкий флирт неожиданно перерос в страсть. Я забыла о своих благих намерениях и была счастлива. Оба мы были людьми с хорошо развитым зрительным восприятием и очень любили природу(…)» (Лени Рифеншталь, Мемуары, стр. 113.) очень умиляет пассаж о зрительном восприятии. Именно так она обрубает все лишние кадры своей жизни. Словно характерный темнеющий при первом поцелуе влюбленных экран немого кино, и всплывающая надпись: «два часа спустя». Спустя не два часа, а несколько десятилетий, Эртль вспоминал эту сцену проще, по-мужски: «Мы плыли в лодке, она пристально смотрела мне промеж ног…» (Гвидо Кноп «Женщины Гитлера и Марлен»).(Guido Knopp-Hitlers Frauen und Marlene)

Раз и навсегда понять – было или не было? Но не все свидетели пережили войну. И, увы, смутное описание 50 судебных процессов, протоколы допросов в оккупированном Берлине, ничуть не развеивает тумана. Понятнее не становится.

Редактура книги крайне несерьезная. Подход составителя к научному аппарату напоминает выданный тебе билет в один конец. Имеется в виду именной указатель, которым невозможно пользоваться! Указатель, где все имена — немцев, французов, итальянцев, американцев и англичан с венграми вкупе, были подвержены насильственной русификации. Как, отправляясь от них, искать ссылки, указания хотя бы в интернете? Как пишется по-венгерски фамилия «Надь»? (На деле Nagy или Дьюла – Gyula). Это не исторический подход. Это приемы и методы развлекательной газеты с кроссвордами, которую легко выбросить, выйдя из электрички. Что такое ГМБХ? По-русски это значит, общество с ограниченной ответственностью: о.о.о. Ну так, так и пишите! Кроме того, в немецком варианте воспоминаний персонажи из неясных лиц с пожелтевшей фотографии превращаются в живых людей с большей охотой. И не в последнюю очередь из-за мелочей, отпавших при переводе. При первой встрече с исполнителем главной роли в фильме с говорящим названием «Гора судьбы», Луисом Тренкером, запоминается его подчеркнуто пижонский Берлинский акцент (если смотреть в оригинале):
«- Господин Тренкер? Робко спросила я
Он бросил взгляд на мою элегантную одежду, затем кивнул и ответил:
— Это я». «Sind sie Herr Trenker?
Je, da bin ik…»
Поэтому, возможно книге немного помогли стать скучной. Её сбивчивый монолог, а воспоминания и дневники почти всегда таковым являются, напоминает сценарий к голливудскому триллеру: коротко, обо всем и одновременно ни о чем. Никакой глубины, никакого самоанализа. Она не в состоянии взвесить, что важнее для истории, мнение подруги по поводу нижнего белья для первой встречи с мужчиной (стр. 37.), или обстоятельства дружбы с Эрихом М.Ремарком. Перечислить факты ее жизни может и простой справочник классиков киноискусства, раскрывать же голую правду она отказывается наотрез.

Всякий раз, когда Лени приезжала на очередной кинофестиваль, ее спрашивали – «вы раскаиваетесь в связи с нацистами?». Мне не за что каяться, — почти всегда отвечала она. И это не разъяснение, это девиз всей ее жизни.

Некоторое время назад писатель Борис Стругацкий на вопрос журналиста, что он думает о показе фильмов Рифеншталь в Петербурге, сказал: «У меня нет претензий к Рифеншталь: она всего лишь выражала свое восхищение нацистским режимом, который обещал необычайный взлет Германии. Это так соблазнительно — поверженную страну сделать снова великой, страшной. С одной стороны, как всякий художник, который влияет на мнение масс, она оказывала поддержку этому режиму, и в этом ее вина. Но, с другой стороны, я ее понимаю и готов простить». Кстати, неплохо бы самих себя спросить: не раскаиваемся ли мы, за преступления сталинского режима? Почему наши папы и мамы, бабушки и дедушки не покаялись за то, что терпели над собой эту страшную власть, а часто и помогали ей?

«- Ну и вопросик! Это тема целой книги» – продолжает Стругацкий, — «Не покаялись, потому что нас много. Я даже не представляю, как можно покаяться всем народом или даже большой толпой. Каждый должен покаяться в том, в чем виновен: в холопстве, в подхалимаже, в приспособленчестве, в равнодушии».

За последние пятнадцать лет российский читатель видел все запрещенные некогда книги. Быть изгоем стало не только модно, но как будто просто необходимо. Чем скандальнее тема, тем, очевидно, успешнее продажи. Писать и говорить, конечно, можно на любые темы. Но есть вопросы, где легкомысленность неприемлема.

Кинорежиссер Иван Дыховичный как-то в эфире радио Эхо Москвы вспомнил историю, рассказанную его отцом. О том, как американцы в 1945 году кормили мирное население Берлина гуманитарной помощью. Получить питание можно было только после принудительного киносеанса. Голодным людям демонстрировали свежеотснятые кадры документальной хроники из освобожденных лагерей смерти, Освенцима, Бухенвальда и пр., все ужасы этих лагерей. В первые разы люди, посмотревшие фильм, очень голодные люди, не могли не то, что есть – их рвало. Но так как американцы народ простой, то они показывали эти фильмы бесконечно каждый день. И естественно, к концу недели горожане преспокойно питались прямо в кинозале. Для них это стало нормой. Это называется — адаптация к ужасу.

К ужасам нацизма Лени Рифеншталь адаптировалась легко, но по другим причинам, и ее книга всё же показывает, как и почему это произошло. Личность Рифеншталь гораздо мельче ее таланта. Постановочная часть фильмов сделана не ею, а нацистскими мастерами пропаганды – гениями кича. А Рифеншталь отлично снимала то, что они подготовили. Ее личный талант проявился в Африке, в фотографиях, но и это лишь обостренное сексуальное чувство эстетики человеческого тела и умение его передать. Ни особого ума, ни масштаба личности не нужно.
Выдающимся рецензентом ее способностей, как ни странно это звучит, был её же отец, простой предприниматель. Однажды в годы её бюргерского девичества он ей заявил: «- У тебя нет таланта и тебе никогда не подняться выше среднего уровня, но я не хочу, чтобы когда-нибудь ты говорила, будто я испортил тебе жизнь. Ты получишь первоклассное образование, а что из этого выйдет, посмотрим».

Оказывается, это возможно – стать гением, не будучи личностью. «Когда б вы знали из какого сора растут стихи…». И из какого отребья рождаются поэты.

опубликовано в литературном журнале «Нева» 2007, №5

Bauwagen — архитектура без архитектора

Павел Дейнека |

Архитектура без архитектора
(бездомные творцы)

Штефан Канхам. «Строительные вагончики», (Bauwagen/Mobile Squatters) альбом фотографий, вступительная статья – автора, пояснительное эссе — Гёста Диркс (на немецком и английском языках). Берлин: Peperoni Books, 2006. 143 с.

Своя хижина лучше чужих палат, гласит русская народная мудрость. Однако Индивидуальный дом это мечта не только для нас, но и для, казалось бы, благополучных народов, например немцев.

глядя из России, кажется, что немец это существо слишком теплолюбивое, чтобы жертвовать комфортом и надежностью своего дома ради какой-то там вольной цыганской жизни. Слово Gemütlichkeit, что значит уют и приятность быта, стало почти определяющим понятием для такого явления, скажем, как Бидермейер.

Однако в современной Германии во многих крупных городах множество народу разного социального уровня, достатка и разных профессий со времён хиппи живет в домах-будках на колесах, заброшенных фургончиках, в ГэДээРешных автобусах и прочих странных местах. Почему так?

Начать с термина. Там подобные квартиры называют – „Bauwagen“, то есть, просто строительные вагончики. Подобно тем, какие можно увидеть на любой стройке. Их жильцы – довольно упрямые люди. Причем именно — не рабочие.

Государство с ними борется, они борются с государством за право населять вот так, не занятые городские территории. Острота проблемы заключена в самом месте, облюбованном этими птичками божьими – они располагаются не на окраине, как можно было подумать, а прямо в центре какого-нибудь крупного города.
Причем в берлине, например, на месте бывшей незабвенной стены до сих пор красуется пустырь. Пока по-германски глубокомысленные власти города решали, что же им там поставить: престижное жилье или госучреждения, молодые и смелые улитки притащили туда свои домики. Жили, горя не знали, но стали местные жители на них разное наговаривать, прямо средневековьем пахнуло каким-то – ведьмины шабаши, курение марихуаны, притон, понимаешь, устроили.
Закат идиллического житья забрезжил осенью 2002 на гамбургской стоянке жилых вагончиков под смешным названием «Бамбуле», которое начало стихийно заселяться еще с 1994 года. Туда пришла «полицай». Под предлогом очистки местности жильцам предложили прекратить их нечистоплотный образ жизни. Умыться, побриться и убрать с глаз долой свои хибары. Не знамо, правда, чем же не соответствовали санитарным нормам вагончики этих людей. Почти в каждом таком поселке существует общий совет, который решает проблемы, скажем утилизации мусора. И такие вещи как: холодильник, газовая плита, письменный стол, книжная полка, компьютер, микроволновая печь, даже душевая кабинка – имеются почти у каждого из них.

Как сообщает вступительная статья к книге Штефана Канхама:
«Осенью 2002 года, под надзором полиции был наведен порядок, домики чуть было не переломали. (Как на днях в подмосковном Бутово). Жильцы этих недавно возникших поселений, оказались не готовы быстро доказать свое право жить так как им хочется, на ничейной земле. Но, несмотря на первоначальную растерянность, им удалось таки возбудить среди горожан внимание к своей проблеме. Так, что это задело каждого обывателя». (Стр. 5, S.Canham)

Чтобы дать отпор насильному выселению, они ходили строем по улицам вольного города Гамбурга еженедельно, как на воскресную молитву. Выступили в прессе и на телевидении. Всюду пытаясь показаться с лучшей стороны. И продемонстрировать, что они не какие-нибудь бомжи, а люди и вполне умытые бюргеры. Вот только взгляд на комфорт и на понимание свободы у них свой, личный.

Своей цели они добились. Выселить их из обжитых и облюбованных ими трущоб, власти не смогли. Через год митингов, споров и дебатов название местечка «Бамбуле» стало почти нарицательным. Кто не знал, тот хотя бы слышал о нем.

Казалось бы, как здорово, сбылась мечта – власть народная восторжествовала! Но вместе с тем автор фотопроекта признается, что встреченные им люди (не жильцы «баувагенов») все как один думали, будто население вагончиков действительно нищие. И защита их это, жест доброй воли — помощь малоимущим и отверженным, каким-нибудь эмигрантам или тихим бездельникам. Но ведь это не так, он это знал, и хотел это объяснить другим. Так родился фотопроект, занявший почти три года.

Штефан Канхам, наблюдая, как творчески мыслящие жильцы вагончиков спорят с твердолобыми обывателями, вдруг понял, что горожане даже не представляют о чем идет речь. За двадцать лет аномального житья своего, хиппи-архитекторы не удосужились, как следует сфотографировать свои творенья.

В предисловии к своему альбому Штефан пишет: «эти импровизированные, но вместе с тем, постоянные жилища, я пытался показать в своих фотографиях именно как феномен городской архитектуры». (Стр. 5. S.Canham)

«Каждый снимок интерьера выдержан строго в центральной перспективе, чтобы дать представление о замкнутом мирке, закрытого личного пространства (жилой вагончик это, как правило, вытянутая коробка два метра в ширину и от трех до десяти метров в длину, с выгнутой волной кверху крышей). Жильцы же суть: в равном числе мужеского, как и женского пола, не важно учащиеся или уже окончившие учебу, в основном молодые люди, музыканты, актеры, тренеры Тай Чи, садовники, академики, панки, хиппи и т.п. То есть, люди, которых между собой объединяет только способ их существования, и ничего больше». (Стр.5 — S.Canham)

Автор пишет: «Внутреннее пространство предстает нам сбалансированным, отгороженным от большого мира, личным пространством. Это есть некий универсум, микрокосм». Этим квартирам не откажешь в уюте.
В противовес внутренней гармонии, во второй части книги можно увидеть домики снаружи. Фото интерьеров цветные, а экстерьеров – черно-белые.
Со стороны, эти домики действительно выглядят убого, как нечто чуждое городу, подобно раковым клеткам они не вписываются в его организм. Это какие-то старые кибитки с кое-как залатанной крышей, со стенами, подшитыми от сквозняков старыми рекламными плакатами, полиэтиленовой пленкой и прочим мусором, найденным на ближайшей помойке. Окна, как будто специально, все разной величины. Здесь нет ни подвалов, ни чердаков. Пространство вокруг, это все потенциальное место будущей стоянки.
Для фотографа, Феномен строительных вагончиков, это пример архитектуры без архитектора, спонтанно растущей изнутри наружу, согласно лишь потребностям своего жильца.

Вообще надо сказать, что саморослая архитектура и безотчетное домостроение это не новость для Европы. В те же 80е годы, когда в Германии первые «степные волки» стали заселять избушки на курьих ножках, в соседней Австрии уже почти отбушевали страсти по рукотворной, живой архитектуре. У истоков стоял художник шоумэн – Фриденсрайх Хундертвассер.

Это в городе Вене впервые возник вопрос, почему в живописи и в музыке профаны и любители без высшего, да порой без среднего специального образования могут делать что захотят, а в архитектуре нет? Если зодчество это свободное искусство, то пусть каждый, у кого руки чешутся, и голова полна идей — разукрасит сначала свою комнату, потом свое окно покуда хватит рук, а затем и свой скучный двор превратит в праздник цвета и формы. Борцы с тугодумной отсталостью архитектуры утверждали, что не грех, порой, и окно прорубить там, где хочется именно жильцу.

Те из нас, кто занимался, хоть раз в жизни, перепланировкой своей квартиры знают, сколько бюрократических преград нужно пробить, прежде чем прорубишь оконце в брандмауэре. Хорошо известно, что при современном способе возведения стен, все равно где будет окно. Дом держится в основном на вертикальных железобетонных сваях.

Сам скандально известный художник-архитектор Хундертвассер в одном из многочисленных манифестов призывал: «Взгляните на так называемые бедные кварталы (Elendsviertel) (спальные районы), предпочитаемая там функциональная архитектура, не только не функциональна, она калечит тела и души людей. Эти притоны непригодны для жилья, как с гигиенической, так и с моральной точки зрения. То, что планировалось якобы для людей, на самом деле для них губительно. Поэтому настоящий принцип нищих кварталов это – дикорастущая архитектура, а вовсе не рациональная как нас пытаются убедить». К подобному же выводу приближается Штефан Канхам. Он оценивает феномен строительных вагончиков как новое слово в домостроении.
Попробуем подытожить, понять, что же так отвращает людей от многоквартирных домов. Вслед за Хундертвассером мне даже
представить страшно, в какой атмосфере тройного равнодушия строятся наши многоквартирные дома:

1. Архитектору плевать на эти дома. Даже если он архитектурный гений, он не может предвидеть, какого сорта люди будут жить в них. Поэтому так называемые человеческие мерки в архитектуре ,это не что иное, как преступное надувательство, обман, пустое место. Особенно, если эти мерки выведены из какого-то там социологического исследования.
2. Строителю плевать на эти дома. Так как он только выполняет данный ему план. Стоит же ему обзавестись личным суждением на этот счет (что конечно маловероятно), как он тут же рискует потерять свое рабочее место. К тому же, сам то он в этом доме жить не будет!
3. Жильцу плевать на эти дома. Он же не строил их, ему предложено только въезжать в уже готовую квартиру. Хотя, его потребности, его личное видение пространства совсем другие. Это так, даже если архитектор и строители напрягались специально по его заказу.

По мнению венского художника: «Только если Архитектор, Строитель и Жилец сольются в одном образе, в одном лице, тогда только можно, наконец, говорить о настоящем зодчестве».

Архитектор-Строитель-Жилец: это такое же святое триединство, как Отец-Сын-Дух Святой. Стоит только ослабиться этой мистической связи трех ипостасей, как вся прелесть жилого домостроения рушится. Именно из-за ее отсутствия смотрятся так УБОГО, по мнению Хундертвассера, наши промышленные строения. Пора, пожалуй, вернуть человеку его творческое видение, созидательную свободу, дар божий, который он потерял, от этого уже почти перестав быть человеком.

Настоящая архитектура начинается вместе с активностью самого обитателя квартиры. Нормальная строительная деятельность начинается при вселении человека или группы людей в намеченный для них дом. Это так же естественно, как образование кожи на живом организме или коры у деревьев. Дом, жилище – это не что иное, как третья кожа человека. Архитектурная форма вырастает столь же естественно как взрослеет ребенок или изменяется, с годами, сам человек. Раз и навсегда закончить можно только нежилое помещение или надгробный памятник.

«…Англичанин или американец воспринимают проживание под одной крышей с другими людьми как состояние неуслаждающее. Каждый бедный или богатый стремится к собственному очагу. И пусть даже это будет коттедж или разваленная хижина с нависающей соломенной кровлей».
Так рассуждал на заре массового домостроительства, другой немец, австрийский архитектор Адольф Лоос. Для него было очевидно преимущество простоты и повторяемости. Его, наряду с Ле Корбюзье, обвиняют в начале строительства скучных многоквартирных домов, которые были так нужны после второй мировой войны. Но ведь то время давно миновало. Миф о якобы присущем человеку коллективизме развенчан. Нет нужды селиться столь тесно. И если сегодняшний обыватель по эту сторону Атлантики тоже хочет жить гордо сам собой, пусть селится. Конечно, блюдя чистоту и законность.

Еще, этот сборник фотографий показан всем ищущим новые идеи для своего дачного домика. Вам надоели соседи? Отправляйтесь в Гамбург. Или в музей городской скульптуры, пока эту книгу можно приобрести только там.

2006